Абстракционист без страха и упрека

Неожиданные, всегда отмеченные печатью эстетического эксперимента произведения автора высоко ценятся в художественной среде Владивостока, но широкому зрителю его творчество известно в основном по слухам среди богемы. В 90-х годах прошлого века художник был одним из создателей и активных участников творческой группы и галереи "Триада", в те времена это было самое радикальное сообщество художников.

Создавая целые серии рисунков, графических листов, коллажей, инсталляций, когда каждая из этих серий и коллекций могла бы составить творческое лицо отдельного художника, Киряхно остается неизменным только в одном - он подлинный самурай абстракционизма, идущий в своих художественных поисках до края, чтобы затем вновь устремиться в другом направлении.

Графическая и живописная заумь художника практически не поддается описанию, на то она и заумь, - она самоценна и самодостаточна. Напряженное духовное молчание его работ чаще всего взрывается неистовым светом, который материализуется и выступает на поверхность сверкающей солью, шершавой известью или, наоборот, ослепляет черным цветом. Но ритм, музыка всегда удерживают композиции Киряхно, созданные из хаоса и в него же возвращающиеся, на тончайшем уровне гармонии.

И все-таки бес эротики порой подталкивает художника под руку - и тогда появляется серия, вглядываясь в неожиданные, экспрессивные, но и женственные по цветовому составу композиции которой вдруг ощущаешь всю лирическую утонченность автора, волну нежности, что голубым, сиреневым, розовым ознобом пробегает по листу, перебираясь на твои руки...

В начале нового века художник вновь решил сменить свой творческий образ и занялся холстинами, аналогов которым найти трудно, а обозначить можно просто фамилией автора - Киряхно. Он перенес структуру графики с листа бумаги на мешковину, овеществил ее, создал необычное пространство, причем многослойное, с помощью нашитых кусков материи, кожи, картона, ударяя кое-где кистью, расписывая поверхность своими загадочными иероглифами. Мастер выпускает на волю неведомых животных, сюрреалистических ящериц и рыб, что оставляют мерцающую слизь и чешую на жестких узлах мешковины, желтых птиц, которые разрывают ее клювами и распускают бахрому.

Бывает, вот так обозначишь произведение какой-либо формулой, засунешь силой в рамки определения, и магия исчезает. И все-таки для меня каждая холстина Киряхно - это выросшее в его мастерской буддийское дерево бодхи, под которым Гаутама достиг просветления. Или священные деревья отечественных буддистов - бурят и калмыков, увешанные трогательными, дрожащими на ветру тряпочками, которые называются кхадак в знак почитания не только Будды, но и своих еще не забытых родовых божеств. Эти разноцветные деревья, сверкающие, словно приземлившийся воздушный шар, можно встретить в степи или на перевалах - их хорошо видно и снизу, и сверху.